Хозяйственно-культурные типы народов Восточной Азии (как и всего мира) отражают особенности их социально-экономического развития в различных естественногеографических условиях. Типы эти в первую очередь связаны с общим уровнем развития производительных сил и характером производственных отношений, так как именно они определяют в конечном счете специфику взаимодействия людей с окружающей природой в разные исторические эпохи. С этой точки зрения можно говорить о трех основных группах хозяйственно-культурных типов, отличающихся друг от друга все более и более высокой производительностью труда, а вместе с тем и последовательно нарастающей величиной прибавоч ного продукта. К первой группе относятся типы с преобладающей ролью охоты, собирательства или рыболовства, ко второй — мотыжного (ручного) земледелия или животноводства, к третьей — плужного (пашенного) земледелия. Эта группировка применима ко всем хозяйственнокультурным типам, сложившимся до эпохи капитализма и частично существующим еще в настоящее время.
Для типов первой группы характерно то, что единственным источником существования людей являются дикорастущие растения и дикие животные (включая рыб), т. е. готовые дары природы, которые надо, конечно, добыть и соответствующим образом обработать для употребления в пищу, но не надо выращивать, искусственно культивировать или выкармливать. Учитывая эти обстоятельства, охоту, собирательство и рыболовство называют иногда «присваивающими» видами хозяйства, что, однако, не вполне точно, так как трудовая деятельность людей отнюдь не ограничивается здесь простым «присвоением», но включает действия, иногда очень сложные, связанные как с организацией соответствующих видов хозяйства, так и с переработкой добываемой продукции, требующей разнообразных технических навыков. Сюда относится производство средств производства, в первую очередь орудий охоты, собирательства и рыбной ловли.
Все же несомненно, что возможности развития производительных сил в типах первой группы ограничены, производительность труда низка, а следовательно, и прибавочный продукт почти полностью отсутствует. Нет еще экономической основы для сколько-нибудь значительного имущественного неравенства и тем более для образования классов. Только в некоторых группах оседлых рыболовов и морских зверобоев прибавочный продукт начинает появляться, а вместе с тем создаются экономические предпосылки для известной социальной дифференциации, в частности для возникновения домашнего рабства. Эти явления имеют, однако, зачаточный характер. На базе охоты, собирательства или рыболовства никогда не возникало ни одного развитого классового общества. Пока эти отрасли хозяйства были единственными, человечество жило в условиях первобытнообщинного строя.
Хозяйственно-культурные типы второй группы — мотыжно-земледель- ческие и животноводческие — представляют собой несомненно значительный шаг вперед по сравнению с типами первой группы. Основным источником существования здесь являются искусственно выращиваемые растения и домашние животные. Экономика более устойчива, чем у охотников и собирателей; производительность труда выше. Прибавочный продукт становится регулярным и обеспечивает возможность некоторого накопления. У земледельцев делаются запасы продуктов питания; у животноводов такими «запасами» служит живой скот, постоянно находящийся на подножном корму. Имущественное неравенство может быть значительным, формы эксплуатации — разнообразными. На базе развитого мотыжного земледелия и животноводства вполне возможно возникновение раннеклассовых отношений — рабовладельческих и феодальных. Ремесло у народов этой группы уже может отделиться от сельского хозяйства и достигнуть довольно высокого развития.
К третьей группе хозяйственно-культурных типов относится плужное (пашенное) земледелие. Самая характерная черта этих типов — использование при сельскохозяйственных работах тягловой силы домашних животных. Пашенное земледелие, в сущности говоря, является своего рода синтезом ручного земледелия и животноводства и возникает всюду как соединение первой отрасли хозяйства со второй. Без рабочего скота широкое применение плуга невозможно (случаи пахоты на людях редки и основным способом обработки земли никогда не были). Производительность труда при переходе к плужному земледелию сильно возрастает; растут и возможности накопления, а вместе с тем и эксплуатации. Ремесло, как правило, бывает отделено от сельского хозяйства; постепенно развивается также промышленность сначала мануфактурного, а затем и фабрично-заводского характера. Подавляющее большинство классовых обществ Азии, Африки и Европы вплоть до эпохи капитализма имело своей главной экономической базой именно плужное земледелие.
Несмотря на огромное разнообразие хозяйственно-культурных типов второй и третьей групп, всем им свойственны и некоторые общие особенности. Главная из них заключается в том, что экономической базой всех типов обеих этих групп является производительное сельское хозяйство, основанное на выращивании культурных растений, или на разведении домашних животных, или на том и другом занятии одновременно. Большинство населения у народов рассматриваемых групп всегда остается занятым в сельском хозяйстве, все остальные занятия — разные промыслы, отрасли домашнего производства, ремесла, промышленности и торговли — остаются подсобными. Такое соотношение сохраняется на протяжении всего рабовладельческого и феодального периодов; только с развитием капитализма в некоторых странах — наиболее индустриальных — большинство населения втягивается в промышленность, и хозяйственно-культурные типы с земледельческо-животноводческой базой на чинают постепенно терять свое ведущее экономическое значение. Процесс этот идет, однако, очень неравномерно; во многих странах, в том числе и экономически передовых, основные массы трудящихся остаются занятыми в сельском хозяйстве и при капитализме. Подобное положение может сохраняться длительное время и при переходе к социализму.
Очевидно, таким образом, что выделение хозяйственно-культурных типов необходимо при историко-этнографическом изучении народов всех ступеней социально-экономического развития — от первобытнообщинного строя до социализма. Для народов Восточной Азии это особенно важно, так как даже в наиболее развитой капиталистической восточноазиатской стране — Японии — хозяйственно-культурные типы сельского населения до сих пор накладывают свой отпечаток на образ жизни большинства народа. В Китае, Монголии и Корее крестьянство, занятое преимущественно в земледелии или животноводстве, и в наши дни составляет абсолютное большинство населения. Даже в условиях социалистической индустриализации в КНР, МНР и КНДР сельское хозяйство и связанные с ним особенности культуры и быта продолжают играть огромную роль в народной жизни. Многие хозяйственно-культурные типы, базирующиеся на плужном земледелии и животноводстве, имеют все перспективы дальнейшего* существования и прогрессивного развития и в социалистическую эпоху.
Первая группа
Хозяйственно-культурные типы первой группы (охотничьи, собирательские и рыболовческие) на чали складываться на востоке Азии еще в период позднего палеолита я мезолита. В Южном, Юго-Западном, а вероятно, и в Центральном Китае древнейшим из них был несомненно тип собирателей и охотников тропических и субтропических влажных лесов. С этим типом можно связывать пещерные стоянки Гуанси и прилегающих районов северного Индокитая (Вьетнама и Лаоса). Очень вероятно также, что лесным собирателям и охотникам теплого пояса принадлежали самые ранние памятники южнокитайского неолита (до распространения земледелия). Не приходится сомневаться, что с этого именно типа началось хозяйственное и культурное развитие предков всех или почти всех народов, говорящих на южно- азийских (мон-кхмерских), индонезийских, чжуан-дунских и мяо-яоских языках.
Главную хозяйственную роль играло в древности собирательство. При помощи палки-копалки женщины выкапывали съедобные корни и клубни, собирали в плетеные корзины, носимые за спиной, плоды и ягоды, а также некоторых насекомых и их личинки. Охота, бывшая мужским занятием, имела второстепенное экономическое значение; в качестве охотничьего оружия применялись простые луки и стрелометательные трубки (сумпитаны) с отравленными стрелами. Жилищами служили примитивные ветровые заслоны, хижины из пальмовых листьев или навесы без стен, на платформах, укрепленных на деревьях или искусственных сваях. В питании преобладали растительные продукты; варили пищу обычно в бамбуковых сосудах. Одежду изготовляли из травы или луба; мужчины носили пояса, женщины — короткие юбочки. Верхняя часть тела, как правило, оставалась открытой; обувь и головные уборы отсутствовали.
Новейшие этнографические материалы показывают, что пережитки описанного типа прослеживаются или еще недавно прослеживались у некоторых народов Южного и Юго-Западного Китая, в настоящее время уже знакомых с земледелием. Это относится в первую очередь к юнь- наньским кава и отчасти к близким к ним по языку бэнлун и булан.
Большое хозяйственное значение имело в прошлом собирательство- также у мяо и яо. Часть яо в смежных районах северного ГуанДуна и Гуанси (группа гошаньяо) часто меняли места жительства и (наряду «с земледелием) занимались собирательством и охотой.
Почти не были знакомы с земледелием куцун и шаньсу в Юньнани (этнографическая группа ицзу). Полукочевыми несколько десятков лет тому назад были также дулун на северо-западе Юньнани (из тибетской группы), получавшие от собирательства до двух третей продуктов питания.
Весьма возможно, что дулун еще недавно принадлежали к особому, горному варианту хозяйственно-культурного типа собирателей теплого пояса или даже к самостоятельному типу, который можно назвать типом горных собирателей, охотников и рыболовов. В отличие от типа собирателей тропических и субтропических лесов для этого хозяйственно-культурного типа характерна большая экономическая роль охоты и особенно рыболовства в горных реках и в связи с этим большая степень оседлости, находящая свое выражение в регулярных сезонных передвижениях с возвращением на места постоянного зимнего жительства. Постройки также отличаются большей основательностью, что связано, конечно, и с более холодным климатом высокогорья Юго-Западного Китая (Сикан- Юньнаньского района и Тибета). В качестве строительных материалов наряду с бамбуком используются хвойные деревья (главным образом сосна) и камень. В питании заметное место принадлежит рыбе и мясу. Одежда разнообразнее, чем у собирателей тропических и субтропических лесов, в холодное время применяются накидки и плащи из шкур и меха животных. Очень вероятно, что рассматриваемый тип в прошлом преобладал у предков всех тибетских народов (включая группу ицзу); следы его и теперь можно проследить у соседних с дулун, ну и лису.
К хозяйственно-культурным типам первой группы, сложившимся в сравнительно теплых и влажных климатических условиях, должен быть отнесен также тип приморских собирателей и рыболовов, характерный для ранненеолитических племен Японских островов и сохранившийся там в виде пережитков до недавнего времени, главным образом у айнов, но частично и у самих японцев. Развитие этого типа тесно связано со своеобразными физико-географическими условиями Японии, в особенности с крайней изрезанностью ее береговой линии, обилием островов и островков и неисчерпаемыми морскими ресурсами — рыбой, съедобными моллюсками, ракообразными, иглокожими, водорослями и т. д. У айнов тип этот (до заимствования земледелия у японцев) хотя и был преобладающим, но претерпел уже значительные изменения, обусловленные тлавным образом постепенным оттеснением этого народа на север страны п еще дальше — на Сахалин, Курилы и юг Камчатки, в суровую климатическую обстановку, которая неизбежно вызывала исчезновение многих южных культурно-бытовых черт.
В северной половине материковой части Восточной Азии, в пределах 'Северного Китая, Монголии и Кореи, хозяйственно-культурные типы первой группы, за отдельными исключениями, не встречаются даже в виде пережитков. Это вполне понятно, так как на рассматриваемой территории, в бассейне Хуанхэ, был расположен один из древних очагов развития земледелия в Восточной Азии, а рядом, в степях и полупустынях Центральной Азии, лежал центр возникновения кочевого скотоводства. Оба эти вида хозяйства, уходящие своими корнями в эпоху неолита, почти совершенно стерли следы существовавших до их возникновения хозяйственно-культурных типов охотников, собирателей и рыболовов. Однако археологические данные свидетельствуют, что начиная с мезолита, а может быть, и верхнего палеолита на севере Китая, в Монголии и Корее жили группы степных и отчасти лесных охотников и собирателей умеренного пояса, ставшие постепенно основой формирования нескольких хозяйственно-культурных типов, связанных с определенными ландшафтными зонами.
Неолитические памятники Монголии и Синьцзяна с характерной микролитоидной индустрией оставлены племенами степей и полупустынь, занимавшимися главным образом охотой на быстро бегающих животных (антилоп, диких ослов и лошадей, горных козлов и т. п.), а также собирательством съедобных моллюсков в пресных и соленых водоемах. Племена эти, принадлежавшие к типу степных охотников засушливой зоны умеренного пояса, вели несомненно подвижный образ жизни, обитая ско~ рее всего во временных стойбищах, состоявших из легких шалашей с деревянным каркасом и покрытием из тростника или шкур животных. Возможно, что шалаши эти до некоторой степени напоминали плетеные хижины современных лобнорцев. Глиняная посуда этим степным охотникам и собирателям была известна, но не получила у них широкого распространения (при кочевом образе жизни она малоудобна). О других особенностях материальной культуры представителей рассматриваемого* хозяйственно-культурного типа, давно исчезнувшего в Восточной Азии, мы пока ничего почти не знаем. Уточнить его характеристику можно будет в дальнейшем только путем более глубокого археологического изучения восточноазиатского неолита.
К северу от полосы центральноазиатских степей и пустынь, в зона сибирской тайги, заходящей в пределы Восточной Азии в двух местах — на западе в районе Алтая и на востоке в районе Хингана, лежала область формирования еще одного хозяйственно-культурного типа первой группы — типа пеших таежных охотников, преобладавшего до распространения оленеводства почти у всех тунгусских народов Сибири и прилегающих районов Монголии и Маньчжурии. В первой половине XVIII в. на берегах Охотского моря жили еще (описанные Линденау) «пешие тунгусы», не имевшие домашних оленей. Их образ жизни был кочевым, основным источником существования служила охота на лесных животных и птиц с помощью сложного лука и стрел или же с помощью различных ловушек, капканов и силков. Собирательство и рыболовство играли второстепенную роль. Единственным домашним животным «пеших тунгусов» была собака, которая использовалась на охоте и иногда помогала тащить во время перекочевок ручные нарт1,1. Хорошо известны были также широкие «ступательные» лыжи.
Жилищем таежных охотников был конический шалаш (чум) с жердяным остовом и покрытием из бересты (летом) или звериных шкур (зимой). В центре чума на открытом очаге в чугунном подвесном котле варили пищу, по бокам на подстилках из шкур располагались люди. Одежда также выделывалась из шкур, подвергавшихся тщательной обработке наподобие замши. Основными элементами тунгусского костюма, известными уже в неолите, были кожаные штаны, распашная одежда с фалдами типа «фрака», богато украшенный нагрудник, меховая шапочка, меховые же цельнокроенные мокассины. Костюм этот, как и вся вообще материальная культура «пеших тунгусов», был прекрасно приспособлен к подвижному образу жизни таежных охотников, быстро менявших места своих стойбищ в поисках лучших промысловых угодий.
В настоящее время хозяйственно-культурный тип пеших таежных охотников в чистом виде не сохранился, так как почти у всех тунгусо- маньчжурских народов развито оленеводство, о котором речь пойдет ниже (стр. 104). Но пережитки рассматриваемого типа можно проследить у многих народов алтайской языковой семьи — тунгусо-маньчжурских^ тюркских и монгольских. В прошлом же охота имела существенное экономическое значение, например, у сюнну, сяньби, киданей, чжурчжэней и многих кочевых и полукочевых народов Центральной Азии. Монголы еще во времена Чингисхана делились, как известно, на скотоводов и звероловов. Первые жили в юртах, вторые — в конических чумах, крытых берестой или шкурами.
Среди современных народов севера Восточной Азии черты хозяйственно-культурного типа таежных охотников вполне отчетливо выступают у тунгусоязычных групп северо-востока автономного района Внутренняя Монголия и соседних районов Северо-Восточного Китая — орочонов и эвенков (включающих так называемых «якутов» на севере, между Большим Хинганом и Аргунью, «тунгусов» к юго-западу от них, главным образом в Хулунбуирском аймаке, и, наконец, солонов на крайнем востоке Внутренней Монголии и в смежных волостях провинции Хэйлунцзян) . Однако пешими охотниками орочоны и эвенки здесь давно уже не являются; в прошлом все их группы знали, по-видимому, оленеводство, которое впоследствии, однако, у орочонов и большинства эвенков было заменено под влиянием монголов и маньчжуров другими отраслями животноводства, в особенности коневодством. Орочоны, например, стали настоящими конными таежными охотниками.
С неолитических времен у предков маньчжуров, а отчасти и тунгусских народов (так же как и у их палеоазиатских соседей) развивался в бассейне Амура еще один хозяйственно-культурный тип первой группы — тип оседлых рыболовов берегов больших рек и морей умеренного пояса. Тип этот до самого последнего времени преобладал у неги- дальцев, ульчей, орочей, нанайцев, а также у соседних нижнеамурских и сахалинских нивхов (гиляков), по языку относящихся к палеоазиатам. На севере Восточной Азии к рассматриваемому типу в самом недалеком прошлом относились хэчжэ (сунгарийские гольды), живущие небольшими группами (около 500 человек) в низовьях Сунгари и на крайнем востоке — на китайских берегах Амура и Уссури.
Главную хозяйственную роль у всех перечисленных народов издавна играло рыболовство. Ловили главным образом лососевых запором. На морских берегах был местами развит зверобойный промысел (тюлени, моржи). Охота имела второстепенное, хотя иногда и довольно существенное значение (например, у нанайцев). Из домашних животных известна была собака, которая использовалась на охоте и служила также для транспортных целей. В китайских источниках XVII—XVIII вв. сохранилось много изображений собачьих упряжек у хэчжэ. Тип этих упряжек такой же, как и у других народов Приамурья: собаки располагаются попеременно («в елочку») по обе стороны от центрального потяга, к переднему концу которого припрягается вожак. Характерным средством передвижения у хэчжэ и других народов рассматриваемого типа были лодки-берестянки.
Жилищами служили землянки или полуземлянки, часто со входом через дымовое отверстие, а также наземные (иногда свайные) деревянные постройки четырехугольного плана с высокими, двух- или четырехскатными крышами из коры, драни или досок. Большое распространение имели также свайные амбары для хранения пищевых запасов. В питании преобладала рыба — свежая, квашеная или вяленая. Рыбья кожа тщательно обрабатывалась и использовалась для изготовления различных бытовых предметов, а также одежды, которая по покрою была преимущественно распашной и в этом отношении напоминала одежду других, более южных народов Восточной Азии. Многие особенности рассматриваемого хозяйственно-культурного типа проникли (вероятно, через нивхов) также к айнам, продвигавшимся на север и видоизменявшим в связи с этим свои культурно-бытовые навыки, сложившиеся в более мягкой климатической обстановке южной части Японии.
